Последние несколько десятилетий Москва и Петербург наравне с Будапештом или Прагой являются настоящим центром притяжения для порнографов. Огромное количество девушек и молодых людей, согласных на съёмки за совсем небольшие по меркам американской и европейской порноиндустрий деньги, привлекли сюда Пьера Вудмана, Рокко Сиффреди и многие десятки игроков поменьше.
Мы уже не раз выслушивали показания профессиональных порнооператоров, примерно представляем себе, что происходит за кадром. Тем интереснее взглянуть на эти подробности глазами случайного гостя, привыкшего снимать сюжеты войну и экзотические племена, но не совокупляющихся людей.
Оператор с 20-летним стажем Сергей Емеров вспоминает, как ему довелось поработать на съёмках порнофильма. Исповедальное интервью на тему нетерпеливой любви с хирургической точностью.
Если о себе, то я в этой жизни видеорегистратор с художественной подачей, а не «рукосуйской». Волею судьбы, где бы и что ни снимал, старался сохранять репортёрскую совесть. Когда на Чеченскую войну попал, внутри горело всё снять так, чтобы по правде. К сожалению, наши каналы подавали только часть правды. Например, мирная новость — весной началась посевная. Трактор ездит туда-сюда, все телевизионщики из-за колосков его снимают. Вот только машина одну и ту же борозду проходит, а что дальше неё — неизвестно. Потому что до конца солдаты так и не разминировали поле.
Погоди, подхожу к твоей теме. Просто в жизни историй много было, которые трогали. Вот, в частности, долгое время снимал белых медведей, а в 2011 году нашего товарища загрыз такой зверь. Мы нашли этого медведя, убили, вытащили всё, что внутри осталось. До фрагментов одежды. Такие вещи, они не забываются. В Южной Америке, на Амазонке, меня чудом не сожрали людоеды, такой ещё экстрим был. Дикарь воткнул копьё прямо в ногу мне, пока я племя его снимал. Но всё обошлось, чудом удалось сбежать. А когда домой вернулся, история эта стала, как говорят, притчей во языцех. Друзья до сих пор спрашивают: «Серёга, ну как твоя стрела в жопе?» «Нет же, ребята, — говорю, — это было копьё в ноге!» В общем, всегда как-то крутило в жизни: где весело, где страшно, а где и мерзко.
Началось всё с рекламы для одной водочной компании, мы снимали её в публичном доме, не помню уже где. В Сестрорецке, может. Ночью выезжали. В особняке, значит, висели такие шторочки, а за ними наручники, плётки, цепи. Мы с режиссёром этого клипа насчёт увиденного расшутились, начали издеваться друг на другом. Ну и, соответственно, возникла тема «а неплохо бы снять эротику». И месяца не проходит, знакомая позвонила. Говорит: «Не поверишь, приезжают американцы к нам на съёмки». Почему сюда? Потому что модели наши — это мальчики-болтотрясы и модели-шлюхи. А как их ещё назвать? Стоили дешевле гораздо, чем у них. На 2005 год цена девочки в день — 200 долларов, мальчика — 150.
Помню, на MTV была такая «Десятка Playboy». Я смотрел, как это всё красиво снято. Музыка и техника хорошая, интриговала картинка с пластикой женского движения. Мне всегда интересна была такая эстетика кадра. Когда мне предложили снять эротический фильм, я согласился, потому что поверил, что он правда эротический.
Утром едем на автобусе: тут этих девочек забрали, здесь тех мальчиков. В итоге набилась полная жопа «огурцов-актёров». Приезжаем на место съёмки — в особняк в романском стиле. Я достаю технику, разматываю кабеля, думаю про себя: света мало взяли, там высокие потолки, их не высветишь хорошо. Смотрю, а пассажиры мои уже раздеваются потихоньку, и петтинг такой лёгкий начинается.
А я ещё в автобусе спросил у организатора: «Они знают друг друга?» — «Нет». Я понимаю, что дело уже пахнет керосином. Это не эротика никакая. Я спрашиваю у них напрямую: «А справки есть о болезнях?» Они такие: «А зачем?» Тут я точно осознал, что будет грязная история. Вдруг кто-то из них больной, и у него месть какая в голове: заразить остальных. Мы ещё с собой везли зачем-то много рыцарских лат и оружия средневекового. В итоге режиссер берёт это железо, надевает на одного шлем, второму меч выдаёт, третьему пояс. Бильярдный стол в это время застилают звериными шкурами. Мужики становятся в ряд, тётки ложатся на стол, и, типа, начинается секс. Ни с того ни с сего.
«А прелюдия где? — говорю режиссёру. — У русских-то по-другому, наверное, принято». Он отвечает: «Нет, нет, снимай только крупно всё, как можно крупнее!» А зачем они тогда надевали эти латы? Если только вот эти сиськи-письки. Там даже сисек не было, письки отовсюду. Я полчаса поснимал и говорю американцу: «Стоп, хватит, это некрасиво и в кадре не укладывается, у девок от трусиков и лифчиков не успели резинки отойти на теле». Давай, говорю ему, продумаем сюжет. В итоге, забегая вперёд, скажу, что этот фильм попал на «Порно-Оскар», такой есть фестиваль в Барселоне.
Мы заказали нормальный свет на студии, и я придумал такой сюжет. Раз уж рыцари, то, по идее, они вернулись с Крестового похода. Даже музыка такая была: «Айохо-оу, айхоу-у, йо-охау» из «Белоснежки и семи гномов». Заходят, значит, семеро актёров в дом с канделябрами, мимо деревянных столов, подвешенных на цепях. Рыцари лязгают мечами и несут на своих плечах некий ковёр. А в ковре, разумеется, пленная Шамаханская царица. Мы для ряда сцен чуть ли не из фильма «Золушка» из костюмерной брали чепчики, юбки, корсеты. Порноактрисы были как на Октоберфесте, всё торчало, суперглубокое декольте. И пока мы обсуждали детали съёмок с режиссёром, ребятишки в костюмах уже начали спариваться по разным углам, вот как звери, реально. Может, чтобы друг к другу привыкнуть, не знаю.
Причём режиссёр им кричал через переводчика: «Кто кончит, того уволю!» В итоге вываливается из ковра эта Шамаханская царица, и рыцари на неё хором набрасываются. Содом и гоморра. Как в песне «Мальчишника»: «Он имел её повсюду, он имел ее везде. На диване и на стуле, и в раскрытом окне. Он имел её сидя, он имел её лёжа. И на голове он имел её тоже».
Периодически мы выходили перекурить, чтобы парни раньше времени порох из пороховниц не выпустили и дожили до финала. Я парировал предложения режиссёра снимать всё крупно фразой, которая теперь стала в своих кругах чуть ли не афоризмом: «Макроподъёмчик по ***** [влагалищу]».
Ты же когда в ресторане ужинаешь и кто-то пролил соус на скатерть, постараешься не заметить этого, правильно? А здесь эту смоченную грязную салфетку, с которой капает и течёт со всех сторон, в кадре держишь. Не хочу морализировать, но, по сути, и война, которую снимал, — плохо, и то, что в порно оказался, — ничего хорошего. Глубокое разочарование в людях. Может, и глупо так размышлять о порно, но там был такой контингент людей, поступки которых сложно объяснить.
История такая: девочка делает минет пожилому рыцарю, а спермозаменителем служил шампунь Palmolive, чтобы актёрам не кончить раньше времени. Мужчина, значит, впрыскивает ей этот шампунь в рот, засовывает туда член, имитирует движения и вытаскивает. А девушка говорит: «Папа, невкусный он». А папа: «Доча, потерпи». Я не врубался сначала, почему «папа» и «доча». Подумал: видимо, люди знают друг друга давно, игра какая-то. А выяснилось, что это действительно его дочка. Причём несовершеннолетняя. Ей 13 лет было, хотя выглядела на все 18. То есть по большому счёту мы ходили под статьёй. Я попросил это всё не снимать и фамилию свою не указывать в титрах. Или другая омерзительная сцена: «Цветик-семицветик». Мы так её назвали, когда с этим шампунем один герой семерых девушек обошёл, залил им в вагину Palmolive, якобы во всех кончил. От этого всего выворачивает. Здороваться невозможно было с ними, они же этими руками прямую кишку то и дело трогали. Скотская тема.
На самом деле можно было уйти в первый же день и сказать им, что они все животные. Но знаешь, когда впишешься в драку, тут уже и уходить как-то не получается. Ещё азарт операторский мой — снять пусть и вакханалию, но красиво. Я применял разные фильтры во время съёмок, ведь у каждого человека тело индивидуальное, где-то шероховатости свои, родинки, разумеется, всё светом убирал.
Прожили мы там неделю где-то, каждый вечер ходили в баню. Я мылся всегда один. Потому что каждое омовение заканчивалось оргией. Знаешь анекдот такой, что в бане придумали азбуку Морзе? «Два длинных, один короткий, два длинных, один короткий». Вот они там и отстукивали свои незатейливые шифровки. Помню, ахи-охи порнушные я записал на свой телефон и на звонок поставил. Но через дня два понял, что это звуки из ада, от которых мурашки по коже.
В итоге, когда всё закончилось и фильм был отснят, возвращались мы домой на том же автобусе. Вышли покурить и один из порноактёров говорит другому, мол, его пригласили на фотосессию в журнал Hustler и спрашивает друга: «Мне вдуют или не вдуют?» Второй такой: «А я не знаю, мне не вдули, когда снимался год назад». А первый: «Мне-то вдуют?» Второй снова отвечает: «Вроде не должны». А первый не унимается: «Ну а вдруг вдуют?» В общем, этот диалог был, наверное, последней каплей. Мы со съёмочной группой моей заехали в Александро-Невскую лавру. Зашли со всем оборудованием, светом, камерами и попросили осветить нас и технику. Батюшка спросил: «А зачем?» А я ему ответил: «Камеры такое видели, что молиться за спасение души до конца дней придётся».
Порнокартину эту рыцарскую показали в 2005 году в Барселоне. После мне позвонил «пионер отечественного порно» Сергей Прянишников. Тогда о нём только и говорили, он же в 2003-м баллотировался в губернаторы Петербурга. Звонит, значит, Прянишников и говорит, что готов дать 15 тысяч долларов, если я сам проведу кастинг с девочками и мальчиками и сниму лёгкое кино с уже готовым сценарием. Но то предложение просто подтвердило моё реноме оператора. А всё ли могу снять? Я сказал про себя «да» и отказался от этого фильма.
Порно больше не снимал никогда. Опять же без морализаторства здесь не получается. Война для меня кончилась, порнуха кончилась, дешёвые сериалы тоже. Понимаешь, всё-таки интересно это было, но с той точки зрения, что это не твоё. Я вот всё зверюшек вспоминаю, красивых белых медведей, у них, у животных, всё куда красивее в этом плане. Когда спариваются большие мишки — это тонны романтики, как дом на дом залез, как джип на джип наехал. Вот это снять не стыдно, а всё остальное — от лукавого.