Сомневался, ставить в ИСТОРИИ или в ПРОЗУ. Рассказ состряпан на базе "исповеди" одной моей знакомой. На ошибки просьба не пенять: русский мне не родной, спеллера нету и вообще не знаю, чем еще оправдаться.

Хотите верьте, хотите нет, звали его Гарик КаСпаров и был он из Баку. В отличие от своего знаменитого полного тезки, Грик знал о шахматах только то, что на обратной стороне доски можно играть в нарды, "шэш-у-бэш". А на хлеб себе Гарик зарабатывал риэлтерством. Парень он был сообразительный, с детства отличался купеческим умением, едва взглянуть на человека, понять, что с него можно поиметь.

И ее он вычислил сходу. Пока, захлопнув дверцу мерса она поправляла полы шубки, он уже успел разглядеть все ювелирные изделия и даже просумировать их приблизительную стоимость. И, когда дверь офиса хлопнула, Гарик встал ей навстречу с широкой и почти искренней улыбкой:
-Не надо, не читайте планшеты с вариантами. У меня для вас есть пентхауз с видом на море.
Он вышел из-за солидного стола, задвинул с неожиданным педантизмом кресло из кожзаменителя. Это кресло выглядело совсем как то, на котором сидел патрон Гарика, серый кардинал. И только задница в жаркий день могла безошибочно отличить подделку, незаметную для глаза.
-Гарик,- представился и протянул ей альбом с фотографиями пентхауза.
-Ирина,- ответила она, не протянув руки,- я хотела бы посмотреть двухкомнатную квартиру на улице Восстания.
-Милочка, это не для вас. Вы даже не представляете, какая это дыра, там в скверике напротив обосновались наркоманы и бомжи, вся эта улица смердит сыростью, грязью и нищетой. Мы едем смотреть пентхауз, там полы из черного мрамора и джакузи золотого цвета. У меня глаз на клиентов, это прямо сшито на вас.

Через 20 минут они стояли у скрипучей двери на улице Восстания. Похоже, не только двушка на втором этаже, но и весь дом был пуст и ждал ноВЫХ жильцов, то ли разбогатевших бомжей, то ли разорившихся мелких торговцев.

Дверь распахнулась и острый запах плесени ударил в ноздри. Гарику стало неловко, он считал себя честным человеком, насколько это определение совместимо с риэлтерством.
-Я говорил, нечего было Вас слушать…

Но Ирина уже вошла, почти вбежала в квартиру, не останавливаясь, чтобы оглядеться, вбежала в спальню и замерла, уставившись на потолок, словно кто-то схватил ее невидимой рукой за подбородок, заламывая голову назад.

Гарику стало не по себе. Впервые за много лет клиент поставил его в тупик своим поведением. Все должно было быть иначе, эта дамочка у него не первая. Знает он, что им нужно. Или не знает?

Ну что она уставилась в потолок? А, ясно, пятна плесени, море рядом, воздух ест стены. В бедных районах они словно змеи, сбрасывают шкуру и обнажают новую. А потолки, дело известное, цветут и пахнут.

-Это чепуха, я приведу мастера и через час потолок будет чистым и белым, это ведь свежее пятно, ему и месяца не будет, я был тут зимой - все было чисто.

-Месяц?- Ира ухмыльнулась, да как-то гадко, цинично.
-Ну, два, пробормотал Гарик.
-Или двадцать лет,- проскрипела Ирина, словно выдавила из горла чужой голос.

… Когда ей исполнилось четырнадцать, отец принес настольную лампу с зеленым абажуром. "Иришка, ты должна читать побольше". Он называл ее Иришка, и она потом всегда думала о себе именно так: я, Иришка. И когда вышла впервые замуж, и когда родила двух сыновей, и когда осознала себя статной дамой гренадерского телосложения. А лампе она была поначалу рада. Только оказалось, что единственная разетка прячется за шкафом.

Мать не преминула высказаться в своем обычном духе: "Несчастье мое, конечно, посмотреть раньше было нельзя. У нас в доме все шиворот-навыворот".

Ртец поднатужился, лицо его налилось кровью и шкаф поехал. Ехал тяжело, срывая с пола лепески краски под истерические замечания мамы. Но и она не могла отрицать, что с по-новому расставленной мебелью комната выглядит лучше. Шкаф боком закрывал окно, а теперь, когда Иришкина кровать заняла его место, комнату просто залило светом.

А ночью дело приобрело нешуточный оборот. Поначалу Иришка думала, что это соседи сверху, старалась не прислушиваться к голосам ("Воспитанные дети не подслушивают!"). Но уже с третьей реплики она поняла: это родители. Теперь, когда шкаф откочевал на новые земли, она оказалась обречена слушать, казалось до скончания века, их ночные голоса.

-Солнышко, ну пожалуйста. Уже месяц прошел.
-Хватит, мы уже говорили об этом. У меня нету сил на твои глупости.
-Ну почему глупости? Я люблю тебя.
-Если бы ты любил, ты оставил бы меня в покое. Сколько же лет это может продолжаться?! Неужели все мужчины такие скоты как ты?
-Я быстро, ты даже рубашку не снимай.
-Нет, я сказала тебе, нет! Мерзость какая, мы уже старики.
-Почему же старики? Мне всего 46, а ты на три года моложе.
-Посмотри на потолок. Когда ты забелишь эти пятна?
-Солнышко, какие пятна?! Их же можно накрыть ладонью.
-Накрой ладонью сам знаешь что. А пятна забели.

Иришка не знала, о чем иде т речь. В те годы в стране "не было сеКСа". Не знала, но все же зна ла, как знает человек от рождения вещи, о которых не читал и не слышал. Она свернулась калачиком под одеялом, интуитивно опасаясь других звуков, которые означали бы победу папы. Нет, если бы она тогда смогла понять саму себя, она бы, несомненно пожелала ему победы. Но Иришка не могла быть частью этого страшного, хотя, скорее всего, привычного для родителей диалога.

А утром мама отработанным движением руки, в котором сквозило отвращение и пренебрежение, поставила перед отцом его ежедневную яичнику. Словно отвечая на сухой звук удара тарелки об стол, папа спросил:
-А может быть, ты все же сходишь к врачу?
-В присутствии ребенка?- ядовито укорила мать,- Ты хочешь обсуждать это при ребенке? Да и кто ходит с такими вопросами к врачам? Может быть тебе пора провериться у…
-Довольно.

С того дня Иришка с ужасом и нетерпением ждала ночных разговоров. Но они все больше и больше вертелись вокруг пятен на потолке. Голос отца со временем потерял нежность и он только огрызался. А потом родители перестали разговаривать. Нет, не как те, что ссорятся и разводятся, вроде соседей сверху. Отец разговаривал с матерью, они обсуждали планы на летний отпуск. Но по ночам из-за стены доносились только немые звуки тишины.

…Дверь скрипнула, Гарик, топтавшийся в кухне без особой цели, просто, чтобы не мешать странной клиентке рассматривать потолок, вошел и настойчиво пригласил ее пройти в кухню. Настолько настойчиво, что Иришка, привыкшая в последние несколько лет к подобострастию подчиненных мужа, несколько опешила и послушно вышла из спальни.

-Милая, посмотрите в окно,- Гарик по проффессиональной привычке забыл, что еще недавно ругал квартиру. Теперь он продавал ее, как мог. - это узкая приморская улочка, такие дома больше не строят. Только в Италии и Греции можно увидеть из своего окна балкон соседей всего в двух метрах. Это может показаться неудобным, но многие находят в этом особое очарование. Знаете, там живет молодая пара. Сами понимаете.

Она поняла. Чего тут не понять?

…Мать с остервенением рубила кочан капусты. Иришка чистила морковку. И тут привычный шум приморского спуска треснул и рассыпался странным, особым смехом. Это не был ни нервный смех от щекотки, ни удивленный - от хорошей шутки. Это был совершенно неприличный смех на два голоса. И звучал он рядом - на балконе через улицу. Иришка кинулась к окну и, прежде чем мать оторвала ее от окна и силой усадила на табуретку, Иришка увидела, как соседи напротив вешали белье: она растряхивала майку, распрямляя мокрую ткань, а он держал на готове две прищепки. Склонившись через перила, она повесила майку, а он, стоя сзади, прижимая жену к перилам, ловко закрепил ее прищепками. Но, кроме этих слаженных движений, Иришка разглядела еще одно, точнее, угадала его. Муж и жена двигались волной, тесно прижавшись друг к другу. Могла ли она заметить больше за мгновение, которое выиграла у мамы?

-Скоты, мразь, здесь дети, постыдились бы,- кричала мама в окно, через узенькую улицу, почти в лицо соседям. Кричала странным, страшным голосом, в котором отчаяния было больше, чем злости.

…-Милочка,- отвлек Гарик Ирину от ее мыслей, точнее, от сполохов прошлого, которые преследовали ее и до этого визита в прошлое, а теперь обрели силу реальности.- Вы уже все видели, давайте подскочим в контору и решим там, за чашечкой кофе, берете вы квартиру или поедем смотреть пентхауз.

-Я-то видела все, а вот вы еще - нет. - Ирина подошла к кухонному окну с низким потрескавшимся подоконником, склонилась навстречу соседскому балкону и резким движением закинула юдку на плечи и голову. Так, вспомнила, лежала юбка на плечах соседки, когда она вешала белье с мужем.

Гарик не был большим интеллектуалом, мысли в его кудрявой голове не отличались глубиной. Но, надо отдать им должное, бегали они резво. Гарик сбросил джинсы на пол, отправив и трусы вслед за ними. И только вставив ей сзади, он произнес, словно с опозданием осознавая ситуацию:

-Я сразу заметил, что что-то не так. Такая дама не покупает квартиру на улице Восстания.

Он замолчал и принялся за дело. Многого от него и не требовалось: ни "предварительных ласк", ни ласкоВЫХ слов. Он просто ухватил Иришку за бедра (французы называют эти места на бедрах "ушками любви") и дал телу работать в автоматическом режиме. Подумал о резине, но эта мысль была столь излишней, что умерла, даже не оформившись.

Иришке совсем не хотелось кричать, она обошлась бы и легким сопением. Но не для того она пришла сюда, под этот проклятый потолок с пятнами. И она орала, орала грубым, похожим на мамин голосом. И, уже обалдевшая не столько от вполне посредственного сеКСа, сколько от собственного крика, за секунду до вспышки сиреневого света в глазах, вспомнила об отце. Это незатейливое порево с потным Гариком Иришка посвятила памяти отца и двум пятнам плесени на потолке спальни.