Меня порадовала Ваша уверенность в том, что в природе все происходит
по математическим и физическим законам. Некоторые полагают, что только
по физическим, а математика - лишь способ их некоего представления.
Дядька, которого Вы любезно представили на видео, меня ничем не
удивил. То, что создатели учебного пособия ориентировались на Гаусса,
это проблема их личных пристрастий. Манипулируя параметрами (они названы
в учебном ролике прицельными) системы выхода (верхний конус), системы
"фильтра" (проволочки) и системы приема (трубочки), можно добиться любой
заранее выбранной формы укладки зерен (или чего-нибудь другого).
Я это к тому, что этот пример (по моему гуманитарному разумению) ровным
счетом ничего не доказывает (как и не опровергает). При этом наши с Вами
теплые чувства к Гауссу не страдают вообще, как и некоторые реальные или
воображаемые симпатии (или антипатии) друг к другу.

Теперь перейдем к ВОВ и тов. Жукову. Я позволил себе в мягкой форме намекнуть
участникам дискуссии, что ее форма и стиль излишне эмоциональны.
Они традиционно перемещаются с темы обсуждения на личности его участников.
Оправданием такой подмены служат патриотические комплексы, откровенное
нежелание (и неумение) воспринимать мнения, которые противоречат тем, которые
как-то, где-то и когда-то у кого-то сложились, и т.д. Особенности интернет-коммуникаций
лишь усугубляют проявления подобных эффектов в среде, которая пытается опознать
себя на развалинах потерпевшей тотальный крах идеологии. Не комфортно пребывать
в состоянии измененного сознания, вызываемого мантрами советского исторического
мифотворчества. Сделать внутреннее движение навстречу иным интерпретациям того,
что было 70 (или сотни) лет назад, еще труднее.

Как Вы могли заметить, в своем кратком комментарии относительно тов. Жукова
я совершенно не касался его профессиональных качеств и заслуг. Я сделал лишь
намек на то, что наши оценки итогов, к которым мы не имеем никакого отношения,
имеют возможность перемещаться в те сферы, где заканчиваются законы военной
науки и начинают проявлять себя те инстанции и институты, у которых более
человеческое лицо и содержание.

И. Бродский
На смерть Жукова

Вижу колонны замерших звуков,
гроб на лафете, лошади круп.
Ветер сюда не доносит мне звуков
русских военных плачущих труб.
Вижу в регалиях убранный труп:
в смерть уезжает пламенный Жуков.

Воин, пред коим многие пали
стены, хоть меч был вражьих тупей,
блеском маневра о Ганнибале
напоминавший средь волжских степей.
Кончивший дни свои глухо в опале,
как Велизарий или Помпей.

Сколько он пролил крови солдатской
в землю чужую! Что ж, горевал?
Вспомнил ли их, умиравший в штатской
белой кровати? Полный провал.
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? "Я воевал".

К правому делу Жуков десницы
больше уже не приложит в бою.
Спи! У истории русской страницы
хватит для тех, кто в пехотном строю
смело входили в чужие столицы,
но возвращались в страхе в свою.

Маршал! поглотит алчная Лета
эти слова и твои прахоря.
Все же, прими их - жалкая лепта
родину спасшему, вслух говоря.
Бей, барабан, и военная флейта,
громко свисти на манер снегиря

*) прахоря - сапоги (правильнее по-воровски "прохоря").