(Аттач НЕ ОТКРЫВАТЬ!

)

Приехал как-то очень давно один молодой турист-семит из России на Землю Обетованную, в Священный Иерусалим.

И поселился в безумно дорогом, но до звона в ушах пустом одноместном номере сказочно шикарного нового комфортабельного отеля с огромными окнами от пола до самого потолка, настойчиво притягивающими к себе по вечерам взгляды пугливых прохожих, маня их загадочными огнями ярких люстр, и выходящими прямо на знаменитую Стену Плача.

И после каждого легкого "континентального" завтрака и после ежедневного бесконечно долгого и бескрайне обильного "ориентального" обеда наш турист имел привычку расслабляться , закуривая свою любимую сигаретку "Парламент" и присаживаясь-утопая в глубоком мягком кожаном кресле у окна, и покинутым взором глядеть на нескончаемый поток праведных паломников с записочками у Стены.
И каждый раз в течение нескольких дней наблюдал он у Чудодейственной Стены одного старого, сморщенного и согбенного до земли иудея в старом замызганном пиджаке, который непрерывно истово крестился дрожащей старческой рукой и что-то невнятно, но неимоверно настойчиво бормотал себе под нос, просовывая между древними, как весь наш поднебесный мир, камнями Стены маленькие свернутые вчетверо записочки с написанными на них неровным мелким почерком самыми главными его задушевными просьбами к Богу.

Наконец, настала пора нашему туристу уезжать восвояси. И не выдержало доброе сердце: уж больно разбирало его навязчивое любопытство и жаль ему было несчастного старца.
И решил он узнать у благочестивого еврея, что же тот пишет в своих заветных записочках, уж не денег ли на пропитание просит у Создателя...

И спустился наш путешественник в лобби к ресепшену, и вышел на залитую солнцем раскаленную площадь.
И подошел он, приблизился к несчастному старику, оставаять, однако, на некотором почтительном расстоянии, сокращать которое не позволяли приличия, привитые ему с материнским молоком в такой родной, далекой и холодной России.

И обратился наш странник к еврею скромно с вопросом:

- Уважаемый! Не сочтите за бестактность вопрос первого встречного. Но нет больше моих сил пребывать в тягостном недоумении и томлении. Скажите, за ради Бога нашего Иисуса Христа и именем покровителя всех евреев пророка его Моисея, о чем Вы просите в своих бесконечных посланиях и к чему взываете своими неустанными молитвами?

И ответствовал ему неторопливо и шепеляво старый поц с магендовидом на шее, ермолкой на темечке и сальными пейсами:

- Вэйз мир! Милейший - чтоб я так и жил - послушайте старого бедного глупого и грязного нищего еврея!

Ж боже ж мой, посмотрите на мой лапсердак - а это мой ПАРАДНЫЙ лапсердак! - каждый день уже в течение полувека с лишним я прихожу-таки по два раза на день к Великой Стене Плача и прошу Бога нашего всего лишь о двух вещах: утром, будучи крепок в своей вере, я молю Его ниспослать благоденствие на всех смертных в нашем грешном безрадостном мире, а после обеда с надеждой взываю к его снисхождению к вечным изгнанникам иудеям.

- И что же, отец мой, как Вам кажется: внемлет ли Господь Вашим ежедневным мольбам?
- А кажется мне, сын мой, что я уже полвека-таки смешу собственные тапочки и - эйпсихоно мансы! - разговариваю со стенкой...

ПЫС. Этот старый грустный, но мудрый анекдот-сказку я посвящаю оным в бессмысленных стараниях улучшить людской мир погрязшим навеки "романтикам".
Но-таки зачем еще мне жить?